Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются (с)
Илья Пророк час уволок. Сегодня настоящий Ильин день. Все как положено. И дождик накрапывает, и солнце светит. И вот спешл фо ми - подарок - гроза. Скромная такая, стеснительная, настоящая именниница. Илья Пророк на колеснице по небу едет, - говорила мне пробабушка. В Талдоме сегодня День города. Почему у нас Илья Пропрок особо почетается, я так и не узнал. Когда я стал интересоваться этим вопросом, спросить уже было не у кого.
Слушайте, явно в тот день случилось что-то, не просто приход этого четкнутого придурка - энергетического вампира, а что-то такое... до сих пор чувствую себя очень странно. кстати, вчера опять был инцидент на работе. к счастью, не со мной лично. ))) но было забавно. "Поклонник", теперь он зовется Лыцарь, наехал на пьяного парня, который, зайдя в наш магазин начал что-то прятать в рукав. Оказалось, не наше. Но все равно спертое. Поводок. Потом мы с лыцарем долго смеялись. Он меня поздравлял и называл "счастливчиком". Ну и местечко, этот магазинчик. Вечно туда тянет каких-то ненормальных. Да. Все пишут про затмение. Я его не видел. У меня были покупатели. И я не мог выйти на улицу. Но все равно было затянуто тучами сильно. Лет 10 назад я сфотографировал затмение с помощью простой пленочной мыльницы и солнцезащитных очков. И чтобы вы не слишком обольщались, вот вам настоящее фото солнечного затмения, как оно должно выглядеть.
Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются (с)
«В Париже, в первые годы двадцатых годов, мы получали иногда письма из Москвы всякими правдами, неправдами, чаще всего письма моего племянника (умершего лет пятнадцать тому назад), сына той двоюродной сестры моей, о которой я уже упоминал и в имении которой, в селе Васильевском, я подолгу живал многие годы - вплоть до нашего бегства оттуда в Елец и дальше, в Москву, на рассвете 23 октября 1917 года, вполне разумно опасаясь быть ни за что ни про что убитыми тамошними мужиками, которые неминуемо должны были быть пьяными поголовно 22 октября, по случаю Казанской, их престольного праздника. Вот в хронологическом порядке некоторые выдержки из этих писем, в своем роде довольно замечательных:
читать дальше- Лысею. Ведь от холода почти четыре года не снимаю шапки, даже сплю в ней.
- Та знаменитая артистка, о которой я тебе писал, умерла. Умирая, лежала в почерневшей от грязи рубашке, страшная, как скелет, стриженная клоками, вшивая, окруженная докторами с горящими лучинами в руках.
- Был у старухи княжны Белозерской. Сидит в лохмотьях, голодная, в ужасном холоде, курит махорку.
- Я задыхался от бронхита, с великим трудом добыл у знакомого аптекаря какой-то мази для втирания в грудь. Раз вышел в нужник, а сосед-старичок, следивший за мной, вбежал ко мне и стал пожирать эту мазь; вхожу, а он, весь трясясь, выгребает ее пальцами из баночки и жрет.
- На днях один из жильцов нашего дома пошел к своему соседу узнать, который час. Постучавшись, отворил к нему дверь и встретился с ним лицом к лицу, - тот стоял в дверях. Скажите, пожалуйста, который час? Молчит, только как-то странно ухмыляется. Спросил опять - опять молчит. Хлопнул дверью и ушел. Что же оказалось? Сосед стоял, чуть касаясь ногами пола, в петле: вбил железный костыль в притолоку, захлестнул бечевку... Прибежали прочие жильцы, сняли его, положили на пол. В окаменевшей руке была зажата записка: «Царствию Ленина не будет конца».
- Из нашей деревни некоторые переселяются в Москву. Приехала Наталия Пальчикова со всеми своими ведрами, ушатами. Приехала «совсем»: в деревне, говорит, жить никак нельзя и больше всего от молодых ребят: «настоящие разбойники, живорезы». Приехала к нам Машка, - помнишь девку из двора Федьки Рыжего? У нас объявлен к выходу самоедский словарь, скоро будут выходить «Татарские классики», но железнодорожное сообщение адское. Машка на пересадке в Туле неподвижно просидела в ожидании московского поезда на вокзале целых трое суток. Приехала Зинка, дочь Васильевского кузнеца. Ехала тоже бесконечно долго, в страшно тесной толпе мужиков. Сидя и не вставая, стерегла свою корзину, перевязанную веревками, на которой сидел ее мальчик, идиот с головой вроде тыквы. В Москве повела его в Художественный театр - смотреть «Синюю птицу»...
- Один наш знакомый, очень известный ученый, потерял недавно рубль и, говорит, не спал всю ночь от горя. Жена его осталась в деревне. Ей дали угол в прихожей за шкапами в их бывшем доме, давно захваченном и населенном мужиками и бабами. На полу грязь, стены ободраны, измазаны клопиной кровью... Каково доживать жизнь, сидя за шкапами!
- Во дворе у нас, в полуподвальной дворницкой, живет какой-то краснолицый старик с серой кудрявой головой, пьяница. Откуда-то оказался у него совсем новый раззолоченный придворный мундир, большой, длинный. Он долго таскал его по двору, по снегу, ходил по квартирам, хотел продать за выпивку, но никто не покупал. Наконец приехал в Москву из деревни его знакомый мужик и купил: «Ничего! - сказал он. - Этот мундир свои деньги оправдает! В нем пахать, например, самое разлюбезное дело: его ни один дождь не пробьет. Опять же тепел, весь в застежках. Ему сносу не будет!»
- Стали появляться в Москве и другие наши земляки. На днях явился наш бывший садовник: приехал, говорит, «повидаться с своим барином», то есть со мной. Я его даже не узнал сразу: за то время, что мы не виделись, рыжий сорокалетний мужик, умный, бодрый, опрятный, превратился в дряхлого старика с бледной от седины бородой, с желтым и опухшим от голода лицом. Все плакал, жаловался на свою тяжкую жизнь, прося устроить его где-нибудь на место, совершенно не понимая, кто я такой теперь. Я собрал ему по знакомым кое-какого тряпья, дал на обратную дорогу несколько рублей. Он, дрожа, пихал это тряпье в свой нищенский мешок, со слезами бормотал: «Теперь я и доеду и хлебушка куплю!» Под вечер ушел с этим мешком на вокзал, на прощание поймал и несколько раз поцеловал мне руку холодными, мокрыми губами и усами.
- Я был на одном собрании молодых московских писателей. В комнате холод, освещение как на глухом полустанке, все курят и лихо харкают на пол. О вас, писателях эмигрантах, отзывались так: «Гнилые европейцы! Живые мертвецы!»
- Писатель Малашкин, шестипалый, мещанин из Ефремовского уезда. Говорит о себе: «Я новый роман кончил. Двадцать восемь листов. Написано стихийно, темпераментно!»
- Писатель Романов - мещанин из Белевского уезда. Желтоволосый, с остренькой бородкой. Пальто «клош», черные лайковые перчатки, застегнутые на все пуговицы, лакированная трость, «артистически» изломанная шляпа. Самомнение адское, замыслы грандиозные: «Пишу трилогию «Русь», листов сто будет!» К Европе относится брезгливо: «Не поеду, скучно там...» Писатель Леонов, гостивший у Горького за границей, тоже скучал, все говорил: гармонь бы мне...
- Помнишь Варю Б.? Она живет теперь в Васильевском, квартирует в избе Красовых, метет и убирает церковь, тем и зарабатывает кусок хлеба. Одевается как баба, носит лапти. Мужики говорят: «Прибилась к церкви. Кто ж ее теперь замуж возьмет? Ведь какая барышня прежде была, а теперь драная, одни зубы. Стара, как смерть».
В деревне за городом Ефремовом Тульской губернии, в мужицкой полуразрушенной избе, доживал в это время свои последние дни мой старший брат Евгений Алексеевич Бунин[4]. Когда-то у него было небольшое имение которое он после мужицких бунтов в 1905 г. вынужден был продать и купить в Ефремове небольшую усадьбу, дом и сад. И вот стали доходить ко мне в Париж сведения о нем:
- Ты, вероятно, не знаешь, что Евгения Алексеевича выгнали из его дома в Ефремове, теперь он живет в деревне под городом, в мужицкой избе с провалившейся крышей. Зимой изба тонет в сугробах, в щели гнилых стен несет в метель снегом... Живет тем, что пишет портреты. Недавно написал за пуд гнилой муки портрет Васьки Жохова, бывшего звонаря и босяка. Васька заставили зобразить себя в цилиндре и во фраке, - фрак и цилиндр достались ему при грабеже имения ваших родственников Трухачевских, - и в плисовых шароварах. По плечам, по фраку военные ремни с кольцами...
Прочитав это, я опять невольно вспомнил поэта Блока, его чрезвычайно поэтические строки относительно какой-то мистической метели:
«Едва моя невеста стала моей женой, как лиловые миры первой революции захватили нас и вовлекли в водоворот. Я, первый, так давно хотевший гибели, вовлекся в серый пурпур серебряной Звезды, в перламутр и аметист метели. За миновавшей метелью открылась железная пустота дня, грозившая новой вьюгой. Теперь опять налетевший шквал - цвета и запаха определить не могу».
Этот шквал и был февральской революцией, и тут для него определились наконец цвет и запах «шквала».
Тут он написал однажды стишки о фраке: Древний образ в черной раке, Перед ней подлец во фраке, В лентах, в звездах, в орденах...
Когда «шквал» пришел, фрак достался Ваське Жохову, изображенному моим братом не только во фраке, но и в военных ремнях с кольцами: лент звезд, орденов Васька тогда еще не имел. Перечитывая письмо племянника, хорошо представляя себе эту сгнившую, с провалившейся крышей избу, в которой жил Евгении Алексеевич, в щели которой несло в метель снегом, вспомнил и перламутр и аметист столь великолепной в своей поэтичности блоковской «метели». За гораздо более простую ефремовскую метель и портреты Васек Жоховых Евгений Алексеевич поплатился жизнью: пошел однажды зачем-то, - верно, за гнилой мукой какого-нибудь другого Васьки, - в город, в Ефремов, упал по дороге и отдал душу Богу. А другой мой старший брат, Юлий Алексеевич[5], умер в Москве: нищий, изголодавшийся, едва живой телесно и душевно от «цвета и запаха нового шквала», помещен был в какую-то богадельню «для престарелых интеллигентных тружеников», прилег однажды вздремнуть на свою койку и больше уже не встал. А наша сестра Мария Алексеевна[6] умерла при большевиках от нищеты и чахотки в Ростове-на- Дону...
Приходили ко мне сведения и о Васильевском:
- Я недавно был в Васильевском. Был в доме, где ты когда-то жил и писал: дом, конечно, населен, как всюду, мужицкими семьями, жизнь в нем теперь вполне дикарская, первобытная, грязь не хуже чем на скотном дворе. Во всех комнатах на полу гниющая солома, на которой спят, попоны, сальные подушки, горшки, корыта, сор и мириады блох...
А затем пришло уже такое сообщение:
- Васильевское и все соседние усадьбы исчезли с лица земли. В Васильевском нет уже ни дома, ни сада, ни одной липы главной аллеи, ни столетних берез на валах, ни твоего любимого старого клена...»
Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются (с)
вода из крана начала пахнуть уже месяца два как, но сейчас это просто что-то с чем-то... не знаю, чем нас травят, но это мерзость какая-то... пришлось срочно купить кувшин с фильтром. посмотрим, поможет ли
Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются (с)
С кем-то я уже говорил о чем-то подобном. Даже, кажется, у себя в комментариях. Но вот интересная статья про вредные привычки и способы борьбы с ними. Врага надо знать в лицо. Все вредные привычки работают по одной и той же схеме:
Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются (с)
Вчера еще совпадения были. У Оли, она работает в мастерской, оказывается, в свое время были улитки и аквариумные рыбки. Вообще, рыбки это прелесть. Но у меня хватило сил только на гуппи )) Хотя гуппи тоже бывают очень красивыми. Селикционеры выводят самоцов с невероятными хвостами. Рыбок я люблю, и не только есть. Они успокаивают, приятно смотреть, как они величественно плавают и их длинные прекрасные плавники, словно шлейф, тянутся за ними. Или весело носятся на перегонки с маленькой ракушкой во рту.
Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются (с)
ну теперь понятно мне все. завтра солнечное затмение оказывается. вот всех и начало колбасить ))
не выдержали даже вещи в доме. у холодильника сломалась дверца морозильной камеры, а на компьютере часы сбились.
такое ощущение у меня, что как бы я не отнекивался от своих чудесных способностей, все начинает мне потихонечку напоминать об этом. "поклонник" сказал "ты все равно к этому вернешься" почему-то меня это не радует
Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются (с)
а еще я хотел сказать, что "Акамие" это великая вещь. читаю и плачу. хотя я и тогда плакал. но сейчас особенно больно. особенно переживаю. хотя знаю все наперед. но все равно. там столько мудрых слов... таких правдивых... даже на знаю, как правильно выразить свое чувство... наверно, это так, как должно бы было быть на самом деле...
Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются (с)
Надо бы уже привыкнуть, что странные совпадения становятся обыденной частью моей жизни. Начнем с того, что сегодня я не должен был работать. У меня намечался выходной, но планы сорвались, и я вышел на работу. Ладно. Утром во время молитвы, в которой я обычно прошу, чтобы день прошел спокойно и без проблем, словно что-то кольнуло. Пришел на работу. Узнал, что вечером на 2 часа останусь в магазине один. Мастеров не было. Решил позвать кого-нибудь из друзей, чтобы навестили, посмотрели, где я работаю теперь, ну и чайку попить, раз никого не будет. Никто не согласился. Ладно... Ну мне как бы и не привыкать, работая на Ордынке, я не раз оставлся один на целый день. Что там какие-то два часа. И вот время половина седьмого. Ольга собирается уходить. В магазин заходит парень (по виду браток). Глаза горят каким-то нездоровым блеском. Я это сразу заметил. Постоял, посмотрел на меня с минуту. Потом: - Я могу с Вами поговорить? - Конечно, - отвечаю я и встаю. Ну думаю, наверно, хочет чтобы я ему помог выбрать подарок. Покупатели часто так делают. - Давайте выйдем, - кивает он мне на дверь. Мне становится не по себе. - Я на работе, не могу никуда выйти, - вежливо отвечаю ему. И тут он начинает свой прогруз. - Я убил своего отца, - начал он. Мне стало еще хуже. Почувствовал, как внутри у меня заледенело. В общем, он говорил что-то типа, что когда он ждал перевозку, ворвались два человека и стали избивать труп ногами. Что они хотели? Убить его душу? И что-то в этом роде все. - Это очень жестоко, - говорю я. Он: - Это меня надо было пинать и бить головой об пол. И все в таком духе. - Как мне теперь с этим жить? Мне теперь остается только в петлю... - Этого делать нельзя, - спокойно отвечаю я. - Как мне теперь жить? - спрашивает он. - На этот вопрос я не смогу вам ответить. Я не мудрец, я всего лишь простой человек, - говорю я. Я уже понял, что либо он нарк, либо у него крыша поехал. Либо и то и другое вместе. Но он явно не в себе. Это очень хорошо чувствуется. Мне все хуже и хуже. У меня подкашиваются ноги и тошнота неописуемая. Такое чувство, что сейчас вырвет. Я сохраняю невозмутимый вид. На моем лице сострадание. - Верните мне его и я дам вам шанс на вторую жизнь. Ну я хочу сказать, не то, я отниму у вас первую. А я просто могу найти людей, которые вам дадут вторую жизнь, - продолжает он. В промежутках он тоже много чего говорил, но подробно я не запомнил. Но все в духе, что он виноват. Отец праведник, а он его убил. - Этого никто не сможет сделать, тем более я, - отвечаю я ему. Он извиняется, что может быть напугал нас. Или рассмешил. - В этом нет ничего смешного, - говорю я. Он еще раз извиняется. И в конце концов уходит. Я медленно опускаюсь на стул. Ольга в шоке. Я тоже. Надо сказать, что во время всей этой "беседы" я говорил только две вещи. "Господи, помилуй!" и "Хоть бы Слава приехал". Почему я так подумал, Не знаю. Слава это мой "поклонник". И что вы думаете? Минут через 5 нарисовывается в дверях Слава. - А я, - говорит, - тут с фотоаппаратом гулял, решил зайти на чай. Я говорю: - Слава, я тебя не отпущу до 9 часов. Будешь меня охранять. Вот тебе бейсбольная бита - а Ольга мне уже успела притащить ее из подвала, чтобы я защищался, если что. - Будешь меня сторожить. Ну рассказали ему, как дело было. Слава говорит: - А я тут гуляю, вдруг чувствую, что-то как-то тревожно мне, что-то не то... Дай, думаю, зайду в магазин наш, раз уж не далеко. Почувствовал однако. Ну потом мы за чаем выяснили кое-что. Он тоже видит тонкий мир и шарит в астральных делах. Долго объяснять. В общем, наш человек. А я-то.... позор мне... он, видимо, сразу почувствовал и поэтому потянулся ко мне. Словом, оставшиеся два часа я приходил в себя. Все обошлось. Домой поехал наружным транспортом. Не осилил бы я уже метро. Голова кружилась, да и тошнота полностью не отступила. И вообще, как-то я не могу так быстро восстанавливаться после "нападения". Самое забавное, что дорога отняла у меня всего на 15 минут больше, хотя я долго ждал троллейбуса. Ну и зачем я мучаюсь в метро, спрашивается...
Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются (с)
Когда совсем нет сил ничего делать, и даже читать нет сил, я играю в мини-игры. Особенно меня прикалывает маджонг on-line. Это такая зараза, надо вам сказать И почему-то время пролетает мгновенно за этими играми. Я даже дошел до того, что позволяю себе их скачивать и покупать ключи за смс
Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются (с)
«Погиб целый народ - калмыки. В прошлом году при Деникине работала комиссия по расследованию большевистских злодеяний1, состоявшая из видных общественных и судебных деятелей и собравшая богатейший и достовернейший материал, который частично привезен на днях в Париж.
Я видел прибывшего вместе с этим материалом приятеля, ближайшего сотрудника этой комиссии, известного земского деятеля и писателя. Он между прочим говорит:
- Нам документы давал главным образом, конечно, лишь Юг России. Но и этого было слишком достаточно, чтобы просто в тупик стать перед той картиной, которая развертывалась перед нами за нашей работой. Взять хотя бы один уголок этой огромной и страшной картины - тот отдел наших документов, который касается религиозных кощунств, религиозных гонений и мученичества верующих и священнослужителей. Я убежден, что еще мало кто отдает себе ясный отчет, что сделано большевиками, вот хотя бы в этой области. С трудом верится, а меж тем это факт, что Россия XX века христианской эры далеко оставила за собой Рим с его гонениями на первохристиан и прежде всего по числу жертв, не говоря уже о характере этих гонений, неописуемых по мерзости и зверству. А что до калмыков, о которых я давеча упомянул, то, выражаясь фигурально, на моих глазах произошла почти полная гибель этого несчастного племени. Как известно, калмыки - буддисты, жили они, кочуя, скотоводством. Когда пришла наша «великая и бескровная революция» и вся Россия потонула в повальном грабеже, одни только калмыки остались совершенно непричастны ему. Являются к ним агитаторы с самым настойчивым призывом «грабить награбленное» - калмыки только головами трясут: «Бог этого не велит!» Их объявляют контрреволюционерами, хватают, заточают - они не сдаются. Публикуются свирепейшие декреты - «за распространение среди калмыцкого народа лозунгов, противодействующих проведению в жизнь революционной борьбы, семьи виновных будут истребляемы поголовно, начина с семилетнего возраста!» - калмыки не сдаются и тут. «Революционное крестьянство захватывает земли, отведенные некогда царским правительством для кочевий калмыков, для их пастбищ», - калмыки принуждены двигаться куда глаза глядят для спасения скота от голодной смерти, идут все к югу и к югу. Но по дороге они все врем попадают в полосы военных действий, в «сферы влияния» большевиков - и снова лишаются и собственных жизней, и скота - рогатый скот и отары их захватываются и пожираются красноармейцами, косяки лошадей отнимаются для нужд красной армии, гонятся куда попало - к Волге, к Великороссии и, конечно, гибнут, дохнут в пути от голода и беспризорности. Так, изнемогая от всяческих лишений и разорения, скучиваясь и подвергаясь разным эпидемиям, калмыки доходят до берегов Черного моря и там останавливаются огромными станами, стоят, ждут, что придут какие-то корабли за ними, - и мрут, мрут от голода, среди остатков дохнувшего скота... Говорят, их погибло только на черноморских берегах не менее 50 тысяч! А ведь надо помнить, что их и всего-то было тысяч 250. Тысячами, целыми вагонами доставляли нам в Ростов и богов их - оскверненных, часто на куски разбитых, в похабных надписях Будд. От жертвенников, от кумирней не осталось теперь, может быть, ни единого следа...»
Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются (с)
Есть такой сервис вопросов и ответов, где любой желающий может задать абсолютно любой вопрос и получить на него абсолютно любой ответ Получается что-то типа форума, только не поделенного на темы и не касающегося чего-то определенного. Полная свобода!