"...И кажусь я себе в эту пору

пустотою из звуков и боли,

обезумевшими часами,

что о прошлом поют поневоле..."



"...черешневый трепет нежный

в январской ночи кромешной.

Со смертью во сне бредовом

живу под одним я кровом.

И слезы вьюнком медвяным

на гипсовом сердце вянут.

Глаза мои бродят сами,

глаза мои стали псами.

Всю ночь они бродят садом

меж ягод, налитых ядом.

Дохнет ли ветрами стужа -

тюльпаном качнется ужас,

а сумерки зимней рани

темнее больной герани.

И мертвые ждут рассвета

за дверью ночного бреда.

И дым пеленает белый

долину немого тела..."

Слабые хотят быть в зависимости, чтобы иметь покровительство.

Вовенарг



Ну вот, праздники закончились (правда, к теме это никакого отношения не имеет) и наступили суровые будни. Как это скучно, когда план работы расписан аж до середины лета. Тоска...

Во, подарили на НГ!

Еще мне подарили бутылку Текилы, чему я рад безмерно, но фотографировать ее не стал, все равно "мыльницей" плохо получицца.

читать дальше

Великодушие болеет бедами другого, как будто бы оно ответственно за них.

Вовенарг

Кто более строг, чем законы, тот тиран.

Вовенарг

Сегодня приходит открытка из N-ского Историко-Литературного музея. Поздравляют моего дедушку (90 лет) с Новым Годом. Открытка написана от руки:



Уважаемый Леонид Николаевич! Искренне поздравляем Вас с Новым годом! Пусть радость никогда не омрачает Вас! Спасиба Вам за Вашу искренность и доброту. Веры и Надежды Вам на пути жизненном.

Директор и коллектив N-ского Историко-Литературного музея





Все сотрудники музея с высшим образованием. Женщина, заведующая литературным филиалом - с двумя, одно из которых, безусловно, литературный институт. Так же она пишет книги. Кхе-кхе... представляю... Видимо, она и составляла текст поздравления.

Ядом измен отравилась богиня любви и теперь умирает,

Плачет, склонившись, луна, потому что не в силах помочь,

Счастья мираж постепенно с дыханьем растает,

Близиться вечная, тихая, черная ночь.

Слезы, как жемчуг, бегут по прекрасному лику богини,

Смерти она не боится, ей жалко умершей любви,

Саван из холода скоро на стройное тело накинет

Страшный колдун по имени небытие.

Послушай оракула, храбрый и доблестный воин,

Крепче держись на коне и скачи, не замедлив, отсюда,

Скоро здесь будет пустыня подобная смерти,

Ты погубил молодую богиню любви.

«ЕСЛИ БУДЕТ ПАДАТЬ СНЕГ»





читать дальше- Вы ждете свою невесту? - спросил меня детский голос.

Я обернулся. Рядом со мной на скамейке сидел маленький мальчик лет пяти-шести и с интересом разглядывал меня. Темно-серое пальтишко и такого же цвета кепочка, залихватски сдвинутая на затылок, из-под козырька торчал курчавый, темный чуб. Два больших синих глаза пробегали по мне вверх-вниз, вынося строгую оценку, пушистые, длинные ресницы хлопали несколько раз в минуту.

Своей следующей репликой парнишка опередил мой вопрос.

- Я сразу догадался, что Вы ждете свою невесту. У Вас вид такой...

(Интересно, какой у меня вид?)

Он помолчал, подыскивая нужные слова.

- Вы какой-то... рассеянный. Сразу видно - влюбленный. Влюбленные, они всегда такие рассеянные. И еще Вы все время смотрите по сторонам. Сразу видно – ждете кого-то. А кого может ждать влюбленный? Конечно, свою невесту. Я угадал? - мальчик с надеждой посмотрел на меня.

Ноги его не доставали до земли, и он постоянно болтал ими в воздухе, руками он опирался на скамейку. Он рассуждал с таким серьезным видом, к тому же, привел столько логических доводов, что я не посмел возразить ему. И вообще, он почти был прав. Я действительно ждал девушку, только она еще не была моей невестой. Вернее, она была моей девушкой, но не была невестой.



Мы знакомы много лет, но встречаться серьезно стали недавно. Может и давно. Кому как покажется... По-моему, нам всегда хорошо, когда мы вместе. Но я таил лишь слабую надежду, что мы когда-нибудь поженимся. Такую слабую, как свеча на ветру, вот-вот погаснет, но пока не погасла, все теплится. Я даже успел сделать предложение, но почему-то каждый раз находились какие-либо причины, мешавшие нам принять окончательное решение.



Я вздохнул.

- А почему Вы такой грустный? - немедленно отреагировал мальчуган в кепочке на мой тяжелый вздох. - Она опаздывает?

Я кивнул головой в ответ. (Что за ясновидящий свалился на мою голову?)

- Ничего, она обязательно придет, вот увидите, и ей очень понравятся Ваши цветы, они такие красивые, - поспешил утешить он меня.

Я держал на коленях маленькую плетеную корзиночку, из которой лез во все стороны букет душистого горошка. Опасаясь, что нежные цветы озябнут на ветру, я прижимал корзинку к себе, стараясь укрыть ее рукавами пальто. (Зима в этом году что-то уж очень холодная...)

- А ты почему не дома, уже темно? - вдруг спросил я мальчика.

- Я здесь со старшей сестрой, она с подругами катается на коньках, во-о-он там, - и он указал рукой в сторону катка, сияющего из далека обилием праздничных фонариков.

Я посмотрел кругом. Яркие разноцветные огоньки горели повсюду: на деревьях, оградах, торговых лотках, в витринах магазинов и, главное, на Рождественских елках, которые можно было увидеть, куда ни глянь.

Люди суетились, бежали по улицам, ныряли в двери кафе, различных магазинчиков и салонов. Они спешили сделать последние покупки, приобрести недостающие подарки, ведь сегодня 24 декабря, канун Рождества! Я же спокойно (нет, только с виду спокойно, а в душе у меня творилась новая французская революция) сидел на скамеечке на Елисейских полях почти в центре Парижа, и ждал...



Мы договорились встречать это Рождество и Новый Год одни, без друзей, во Франции, в Париже, и условились о свидании на Елисейских полях в семь часов вечера. Почему мы не приехали сюда вместе? Все очень просто: я прилетел в Париж первым, чтобы должным образом подготовиться - снять хороший номер в отеле, заказать столик в ресторане, купить подарок. А она должна появиться сегодня вечером, здесь, на этой скамейке, вернувшись из Бельгии, куда ей срочно пришлось отбыть по работе. Такая уж у нее работа... В прошлом году, весной, мы были в Париже и облюбовали эту скамейку. Тут решили встретиться и сейчас.



Я волновался - часы показывали без пяти минут восемь.

Мое волнение передалось парнишке, он заерзал на месте, пытаясь заглянуть мне в глаза.

- А какая она Ваша невеста? – наконец, спросил он, долго пыжась.

- Очень красивая, - я улыбнулся ему.

- Как принцесса? - поинтересовался мой собеседник.

Я засмеялся.

- Да, как принцесса.

- Здорово, - произнес мальчик, и его глаза восхищенно засияли.

Видно, он поверил мне на слово.

- А Вы ее любите очень, очень?

- Очень, очень, очень и даже больше, - подтвердил я.

- А она Вас любит? - не унимался он.

- Надеюсь, - ответил я и снова вздохнул.

Я надеялся, что любит. (Значит, не был уверен?) Иначе, зачем это Рождество в Париже, маленький отель на Монмартре, букет душистого горошка?

- А когда у вас свадьба? - ошарашил меня своим вопросом мальчик.

Его широко раскрытые глаза смотрели прямо мне в душу, заставляя переворачивать в сердце то, что и так с трудом улеглось. Я не знал, что сказать ему. Что свадьбы может вообще не быть никогда? Я и сам не хотел верить в это. Что меня подобный вопрос мучает не один год?..



Когда мы познакомились, она не была свободна. У нее был другой. И я не смел думать о том, что она мне нравится. Затем, мы вдруг сошлись, а мне все время казалось, что я ворую ее у другого мужчины. Она часто говорила о нем, но я тогда еще не ревновал. Только, спустя некоторое время, мне сало казаться, что она стоит большего, а тот, другой, ее не достоин. Я толком не понимал ее отношения ко мне, но никогда не делал попытки уточнить. Я лишь верил, что смогу снискать ее любовь и вырвать ее, пусть не сразу, из рук того, другого. Но, когда я стал понимать, что люблю ее, моя жизнь превратилась в мучение. Я запрещал себе ревновать, теперь уже запрещал. И страдал молча...



- Я думаю, наша свадьба состоится весной, когда кругом будет много-много цветов, и повсюду запоют птицы, - нашелся я с ответом.

Глаза мальчугана так и светились радостью. Кажется, он был счастлив за меня.

- А у вас будет много детей? Вы любите детей? - задал он самый убийственный свой вопрос.

- Да, - прошептал я и обнял мальчика.

Он доверчиво прижался ко мне и удовлетворенно вздохнул. Его интерес был исчерпан.

Я почувствовал, как вдруг защипало глаза, как горячая, крупная слеза пробежала по щеке и остановилась в уголке рта. Ребенок неожиданно отпрянул, словно почувствовал, что что-то не так, и встревожено уставился на меня. А я смотрел на него и, как дурак, плакал, не в силах удержать слез, и, не задумываясь о том, позволительно ли так плакать мужчине...



Разве я мог объяснить ему, что у меня сейчас был бы сын, такой же, как он, или дочь? Разве я мог объяснить ему, что, когда она пришла ко мне испуганная, заплаканная, сказала, что беременна от того, другого, что не хочет этого ребенка, я, дрожа сердцем, ползал перед ней на коленях и умолял оставить ребеночка, родить его? Как я просил отдать его мне? Я так любил ее и готов был любить и ее дитя, пусть даже от другого мужчины. А она боялась, говорила, что мы оба нетвердо еще стоим на ногах, что жизнь плохо устроена. Но я в этот час был готов на все, только бы она не избавлялась от плода... Разве я мог объяснить ему, как я рыдал, переходя на вой, когда она вернулась из больницы и тихо сообщила мне по телефону, что больше не сможет иметь детей? Как она была хрупка и бледна после операции, словно жизнь едва поддерживалась в ней? Разве я мог объяснить ему, что и сейчас, спустя несколько лет, с содроганием вспоминаю этот страшный эпизод и тоскую по несостоявшемуся сыну, или дочке?.. Но я люблю ее, все равно люблю. И с годами моя любовь только крепче. Жаль, что я не смог защитить ее от всего того, что ей пришлось перенести: от страха, от унижения, от обиды, от боли...



Наконец, мне удалось справиться с комком, вставшим у меня в горле, и я сдавленно произнес:

- Я загадал, если будет падать снег в Рождество, мы будем вместе всю жизнь. И еще будем самыми счастливыми людьми на земле...

Мальчик сдвинул свою кепку совсем на макушку и поглядел в ясное, черно-звездное небо. После обернулся ко мне, сочувственно помолчал.

- Поль! По-оль! Идем домой, где ты шляешься?! - неожиданно появившаяся девушка лет семнадцати, в коричневой короткой куртке, подбитой мехом, и белых узких брючках, позвала моего собеседника, который вот ужу целый час не давал мне впасть в отчаяние. Через плечо у нее висели фигурные коньки, связанные шнурками между собой. Одной рукой она поддерживала их на плече, а другой призывно махала брату. Он спрыгнул со скамейки, протянул мне руку. Я пожал маленькую детскую ручонку, только что вынырнувшую из рукавицы, теплую, словно цыпленочек.

- Счастливого Рождества! Желаю Вам много-много снега! - сказал мне серьезно паренек и побежал догонять сестру.



Я взглядом проводил его и посмотрел на часы. Восемь тридцать!

Электронное табло на Эйфелевой башне навязчиво напоминало всему миру, сколько дней осталось до двухтысячного года. Я опустил глаза; и тут, в редеющей толпе показался знакомый силуэт. Меня будто ветром подхватило со скамейки и понесло навстречу.

- Извини, самолет задержали! Ты не замерз? Обычно в Париже не бывает так холодно, - ее слова естественным образом перешли в поцелуй.

От нее исходил такой родной, такой привычный запах, что я с радостью утонул в нем, прижимая ее к себе крепко-крепко.

- Посмотри, что я привезла тебе, - и она, ласково улыбаясь, протянула мне небольшой, округлой формы сверток. Я развернул его... и слезы снова наполнили мои глаза. На ладони у меня бушевала снежная пурга в стеклянном шаре.

- Лучше и быть не могло! Это то, что я так хотел! Спасибо, - и мы опять поцеловались.



Потом мы шли по предпраздничному городу, обнявшись, поднимаясь на Монмартр.

Она несла корзиночку душистого горошка, а я метель в ладони. И медленно-медленно, очень плавно и торжественно нам под ноги опускались первые снежинки...

Пошел наряжать елку. Хочу, чтобы и в мой дом пришел праздник!